Бар «Бутерbrodsky»

Вот филиппинские женщины хорошо готовят: меня лично просто бесит, когда человек режет неровными кусочками», — интеллигентная беседа за соседним столом будто один в один списана из «Пеппи Длинныйчулок». К счастью, никто не декламирует: «На Васильевский остров я приду  умирать» — в заведении, на вывеске которого написано «Бутерbrodsky», это было бы уж слишком.

Создателя «Бутерbrodsky» Александра Затуливетрова можно назвать ресторатором–постмодернистом, а можно — абсурдистом в духе Хармса. Формат своего предыдущего проекта «Свитер с оленями» он определил как ложный хипстерский буфет, сделав его неуязвимым для критики. Раз никто толком не знает, кто такие  хипстеры, то уж тем более — каким должен быть их буфет, да еще и ложный. «Бутерbrodsky» — тоже словесная головоломка, решение которой неоднозначно: то ли  Бродский пополам с бутербродами, то ли  бутерброды пополам с небом.

Интерьер бара также пропитан иронией: на стенах содрана штукатурка и прокарябаны цитаты из великих («Чувственная  любовь заслоняет собой небесную…» — это Кафка), а на камине выставлен марксовский «Капитал» со штампом библиотеки Ленинградского кислородного завода. Содержимое камина и гранитная доска на входе — отличные объекты для Instagram: лучше один раз сфотографировать, чем 100  раз описывать. С точки же зрения комфорта «Бутерbrodsky» делится на две части — аскетичную, напоминающую приют рыбака, и ресторанную, где есть и скатерти, и зеркала с истертой амальгамой, и чья– то безголовая статуя.

Степень душевности сервиса сильно зависит от конкретных персоналий: один из официантов восторжен, как поэт эпохи романтизма, другой молчит как партизан. Хорошо, что все самое интересное в меню искать не надо: оно изложено  прямо на первой странице, посвященной  датским специалитетам. Это сморреброды — большущие бутерброды, на которые навалено так много всего, что хлеба  не видно вовсе. А еще смуши — буква «м»  здесь не лишняя. Суши они напоминают  только размерами: это совсем крохотные, но не менее сложносочиненные бутерброды: с террином из курицы, сыром дорблю  и грушей или с копченым лососем, йогуртом и облепихой и пр. Смуши можно заказывать только сетами по пять штук: хочешь — бери все разные или повторяйся. Сморреброды — сама по себе отличная придумка, что–то вроде комплексного обеда, только в миниатюре: тут тебе разом  и куриный салат, и зеленые листья, и йогурт, и дижонская горчица. Не все  пока одинаково удачно (в сморреброде с тар–таром из сельди, несмотря  на обилие ингредиентов, чувствовалась только селедка, селедка и еще раз селедка), к тому же рецепты,  похоже, пока еще не есть  нечто устоявшееся. К примеру, в сморреброде с лососем, яйцом и бэби–картофелем не оказалось заявленных икры и редиса,  зато присутствовал огурец. Хорошо, кстати, получилось.

На оставшихся страницах меню все не так концептуально: вареники с творогом и голубикой (300 рублей) соседствуют с генуэзским кремом с малиной  (350) и французским тарт татеном (300).

Шпинатно–мятный крем–суп был воздушен как капучино, но маленькие кнели из моцареллы напоминали жвачку.  Зато борщ, в котором похрустывали овощи аль денте, был прекрасен. Самое дорогое местное блюдо —  говяжья вырезка с пюре  из цукини и базиликовым  маслом была нежна и источала розовый сок. Но это  еще не все, на что стоит обратить внимание в «Бутерbrodsky». Затуливетров  целый год жизни и немалое количество здоровья потратил на изобретение собственных наливок. Результат стоит того: смородина на джине (120 рублей)  бодрит, а курага на коньяке (140) тягуча и сладостна. После этого хочется читать стихи.